Я даже знаю, как это будет.

Ты позвонишь мне около десяти вечера и скажешь: "Бэйба, чо повесила нос? Въёбываешь, признайся же?"

Я брошу трубку.

Ты снова наберёшь мой номер: "У тебя есть полчаса, чтобы охуенно накраситься и одеться как дешёвая шлюха. Мы пойдём клуб, налакаемся виски (тебя с него так же уносит, как и год назад?) и пересосёмся со всем танцполом!"

Я рассмеюсь в трубку и крикну, что тема ебли не раскрыта.

А потом, ближе к трём, нас вытолкнут из клуба за пьяный дебош. Мы упадём в снег и будем курить, прижавшись лбом к бардюру. А не как в ёбаных ванильных цитатах "смотря на звёзды и трогая их ладонью". Трогать ладонью я буду только твою ладонь. Твой рот. Твою впадину на горле.

Меня резко осенит, включая в систему. Я ударю тебя ногой в живот.

- "Бесполезная сука, ты чо, охуела совсем?"

- "Тебе больно?"

- "Ты дура, да?"

- "А мне больно. Я об тебя, ублюдину, ногу вывихнула!"


Мы рассмеёмся, достанем из кармана мятые чёрные флаеры и красной помадой напишем на них "Б.О.Л.Ь." Алое на чёрном так же пиздато как и на белом. Помнишь моё белое платье, когда ты трахал меня до кровотечения из матки, а я в отместку перегрызла тебе вены? Нас даже зашивали в соседних отделениях, а мы лежали и рисовали кровью на чистых простынях наши инициалы...

Мы бежим к вокзалу.

Залетаем на перрон.

Запихиваем в карманы проводника флаеры.

- "Это боль, понимаете, это боль. Заберите, пусть её раздавит чужой город. Я не могу больше, мы же как внутри вен живём, понимаете?"

Проводник молчит, заправляя в карманы бумагу, пачкая помадой форму.

Поезд трогается.

Ты шумно выдыхаешь дым и снова замечаешь, что Кэп Блэк утратил вкус. Я говорю, что он наверно просроченный как и мы.

Убываюсь тебе в воротник. И улыбаюсь.